Большинство вечеринок с участием квартета планировались в частных домах, куда при малом стечении народа было бы трудно проникнуть незамеченным. Поэтому я остановил свой выбор на свадьбе в Форт-Трион-парк, в Верхнем Манхэттене, назначенной на поздний вечер. Приехав на место, я увидел в центре парка большой шатер, примыкающий к ресторану. Мероприятие оказалось достаточно скромным, но не заорганизованным, и вскоре мне удалось смешаться с гостями. Я явился в повседневном костюме, справедливо рассудив, что в Форт-Трион-парке никто не станет требовать особого дресс-кода.
На Магдалине была та же белая блуза и черные брючки. Я дождался перерыва, когда музыканты отошли покурить на тропку, по которой можно было взобраться на холм, и только тогда приблизился. Они разговаривала с виолончелисткой возле их автобуса.
— Привет, — сказал я.
— Привет, — сказала виолончелистка с вызовом, отчего ее нижняя челюсть еще сильнее оттопырилась
— Все нормально, — успокоила ее Магдалина.
Виолончелистка произнесла какую-то тарабарщину, и Магдалина ей ответила, видимо, на том же языке.
— Я подожду там, — сказала нам обоим виолончелистка и отошла.
Мы с Магдалиной молча глядели друг на друга.
— Оберегает вас, — наконец выговорил я.
— Да. Уж не знаю почему.
— Я знаю.
Она улыбнулась:
— Это вы так меня кадрите?
— Нет. Пожалуй. Хочется поближе познакомиться.
Она повернула голову набок и закрыла один глаз:
— Вы знаете, что я румынка?
— Нет. Я ничего про вас не знаю.
— Вряд ли у румынки и американца может что-нибудь получиться.
— Я так не считаю.
— Я тоже.
На случай, что я ее не так понял, я спросил:
— Когда я могу вас увидеть?
Она со вздохом отвела взгляд:
— Я живу с родителями.
На мгновение я с ужасом подумал: а вдруг ей всего шестнадцать? А что, запросто. Хотя с таким же успехом ей могло быть все тридцать. Она казалась существом без возраста, как вампир или ангел.
Но даже будь она шестнадцатилетней, меня это, скажу честно, не остановило бы.
— Сколько вам лет? — спросил я ее.
— Двадцать. А вам?
— Двадцать два.
— Гм. — Она улыбнулась. — Идеальное сочетание.
— Давайте уйдем прямо сейчас, — предложил я. Ее сильные легкие пальцы коснулись тыльной стороны моей ладони. Через мгновение наши пальцы переплелись.
Позже, когда она во сне обхватывала мою мошонку, которая с трудом помещалась в ее горсти, я вспоминал этот вечер в парке. Тогда она мне ответила:
— Не могу.
— Когда же я вас увижу?
— Не знаю. Я вам позвоню.
— Вы должны мне позвонить.
— Обещаю. Но у нас на всех один телефон.
— Позвоните из любого места. Вы не потеряли мой номер?
Она произнесла его по памяти, и это меня успокоило.
Но прошла неделя, а она не звонила. Безумие. Я сделал переадресацию на свой рабочий телефон и тут же, как сумасшедший, помчался на работу, чтобы не пропустить ее звонка. Дома я повсюду ходил с радиотелефоном. Кто бы мне ни звонил, я сразу отсоединялся.
Она позвонила поздно вечером в субботу. В это время я с криками отжимался. За окном лил дождь. Я вскочил на ноги с трубкой в руке.
— Алле?
— Это Магдалина.
Я замер, весь в поту. Мой пульс колотился так, что, казалось, сейчас оторвутся пальцы. Было ли это результатом отжиманий или только звонка — сам не знаю.
— Спасибо, что позвонила, — прохрипел я.
— Я не могу говорить. Здесь вечеринка, я звоню из спальни, где свалены все сумочки. Еще подумают, что я воровка.
— Я должен тебя увидеть.
— Я тоже. Ты можешь за мной приехать?
— Да. Как скажешь.
Вечеринка проходила в особняке в районе Бруклин-Хайтс. Укрываясь от дождя, она дожидалась меня под навесом многоквартирного дома. При ней была ее виола в нейлоновом чехле. Увидев ее, я чуть не врезался в пожарный гидрант перед парадным подъездом. Она подбежала, забросила виолу на заднее сиденье, а сама села рядом. Я успел отстегнуться.
Мы слились в поцелуе. Мне не терпелось разглядеть ее всю, но я также не мог от нее оторваться. Наконец она положила голову мне на грудь.
— Я хочу тебя, но мы не можем заняться сексом, — объявила она.
— Как скажешь.
— Я девственница. Я целовалась с мальчиками, но дальше этого дело не заходило.
— Я люблю тебя, — говорю. — Остальное не имеет значения.
Она сжала мое лицо в ладонях и заглянула мне в глаза, желая понять, насколько можно верить моим словам. И тут же набросилась на меня с поцелуями. Я услышал звук расстегиваемой молнии, а затем она взяла мою руку и положила на свое причинное место, оттянув в сторону трусики.
Там был настоящий пожар и при этом мокро. Она сдвинула ноги, и мои пальцы скользнули внутрь.
Кстати, Скинфлик одобрил мой выбор. Магдалина органически не умела врать. И хотя ее поступки не расходились со словами, чего нельзя было сказать о нем, нынешнем, он умел оценить столь редкое качество в других людях. Однажды, когда мы с ним оказались наедине, он сказал:
— Она идеально тебе подходит. Так же, как Дениз идеально подходила мне.
Иногда мы втроем покуривали травку. После заверений, что она ничего не чувствует, Магдалина, вдруг поплыв, лезла ко мне с поцелуями и требовала, чтобы мы сию минуту отправились в спальню. В этих случаях Скинфлик говорил:
— Валяйте. А я тут пока посмотрю что-нибудь по кабелю.
Но все это будет позже, когда мы с ним снова заживем под одной крышей.
А дальше произошло следующее.
Как-то под вечер, в октябре, я вернулся после пробежки домой и застал Скинфлика сидящим в гостиной. В руке он держал увесистый револьвер 38-го калибра. Вообще мы бегали с Магдалиной на пару, но в тот день она то ли репетировала с квартетом, то ли была на вечерних занятиях. Она изучала бухгалтерский учет.